Гость номера
Интервью
Ирина Малёнкина
Я познакомилась с этой удивительной, необыкновенно обаятельной, элегантной женщиной на конференции, проходившей под Владимиром. В ней присутствовало что-то такое, что заставляло мужчин, находящихся рядом, как бы приосаниться и непременно, знаете ли, так по-джентльменски поцеловать ей руку. Наблюдать такое в наши дни, согласитесь, большая редкость. Причем каждый из них желал лично высказать ей свое почтение.
Светлана Таирова уже почти 40 лет является генеральным директором музыкального издательства «Композитор. Санкт-Петербург». Мы говорили с ней о многом — о непростой жизни издательства, тем более специализированного, о людях известных, с которыми сводила судьба Светлану Эмильевну, ну, и конечно, о семье.
— Светлана Эмильевна, а кем были Ваши родители?
— Мой отец — Эмиль Петрович Бояр, по национальности латыш, занимал в Ленинграде высокий административный пост. Мама — Полина Александровна Вольская, по профессии экономист — одаренная, творческая личность: прекрасно рисовала, писала стихи и мечтала, что ее дочь обязательно будет заниматься музыкой. Когда мне еще не исполнилось четырех лет, началась война. Родители остались в блокированном Ленинграде, а меня с няней эвакуировали.
— Как же в таком случае в Вашей жизни появилась музыка?
— Вы знаете, в дальнейшем я неоднократно убеждалась, что, если человек одержим какой-то мечтой, она обязательно сбудется. Мечта моей мамы осуществилась самым невероятным образом. Это случилось весной 1943 года в Уфе. Моя няня буквально на руках принесла к нам в дом совершенно истощенную женщину, которая на улице потеряла сознание. Оказалось, что она профессиональный музыкант, и ее совсем недавно эвакуировали из блокадного Ленинграда. Зинаида Виссарионовна Короткова стала моей первой учительницей. Она же, уже вернувшись из эвакуации, осенью 1944 года привела меня на прослушивание в школу-десятилетку при Ленинградской консерватории. А после окончания войны Зинаида Виссарионовна уехала в Клин, где работала директором Дома-музея Петра Ильича Чайковского.
— Да, действительно, судьба...
— Когда я окончила пятый класс, моих родителей арестовали по так называемому «Ленинградскому делу». Папа был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения, которое, кстати, отбывал, во Владимире, в известной в те годы тюрьме «Владимирский централ». Маму же отправили в лагерь в Воркуту, где она оказалась в одном бараке с Линой Кодиной — первой женой Сергея Прокофьева. Так что в шестой класс я пришла уже как «дочь врагов народа». Время было страшное, но в школе учителя и родители одноклассников окружили меня таким вниманием и заботой, что я ни разу не почувствовала себя отверженной. Я много болела, и педагог по фортепиано Клара Ефимовна Столяр, по сути заменившая мне в те годы мать, приезжала заниматься к нам домой. Огромное количество времени уделяли мне педагог по сольфеджио Муза Вениаминовна Шапиро, мать выдающегося композитора и моего большого друга Александра Кнайфеля, другие преподаватели… Только благодаря их бескорыстной помощи я сумела в 1954 году с медалью окончить школу и стать студенткой теоретико-композиторского факультета Ленинградской консерватории. В тот период там преподавало великолепное созвездие педагогов! Мне посчастливилось слушать лекции Михаила Семеновича Друскина, Александра Наумовича Должанского, Арона Львовича Островского, Екатерины Александровны Ручьевской… Студентами и аспирантами тех лет были Валерий Гаврилин, Сергей Слонимский, Борис Тищенко, Юрий Фалик ...
— После окончания консерватории где Вы работали?
— Я почти двадцать лет проработала сначала на телевидении, затем на радио.
Это великая школа. Ведь там редактор находится в экстремальных ситуациях. Я думаю, что привычка всегда отвечать за все помогла мне не растеряться в тяжелейшие девяностые годы и не только сохранить наше издательство и нотный магазин «Северная лира» на Невском проспекте, но и привлечь специалистов из других, закрывавшихся издательств.
— Я наблюдала, как Вы везли с собой огромного размера чемодан, это такое количество нарядов? Поделитесь, что помогает Вам оставаться в такой прекрасной форме?
— Все гораздо прозаичней. В чемодане были ноты, которые я везла из Москвы, чтобы издать их. Если говорить про наряды, то я убеждена, что с возрастом интерес к ним должен не пропадать, а, наоборот, усиливаться. Оставаться в хорошей форме, вероятно, помогают гены, а главное,
любовь к тому, что я делаю, к своей семье, к людям, которые меня окружают, к фантастическому городу, в котором я родилась и живу, и неугасающий интерес ко всему новому. Например, я не владела английским языком, ведь в СССР людям моего поколения иностранные языки не были нужны. И когда мне было около семидесяти лет, я поняла, что, будучи директором крупного издательства
с международными связями, я либо должна держать переводчика, который будет переводить мне каждое деловое письмо, либо обязана освоить английский. Мне просто необходимо было ощутить себя современным человеком. Теперь я вполне свободно общаюсь с зарубежными коллегами, веду деловую переписку.
— У меня сложилось такое ощущение, что вся Ваша жизнь принадлежит работе, а отдыхать получается?
— Для меня лучший отдых — это время, которое я могу провести со своей семьей на даче на Карельском перешейке, которая до нас принадлежала Иннокентию Михайловичу Смоктуновскому. Он был вынужден с ней расстаться, когда переехал из Ленинграда в Москву.
— Вы встречались с ним?
— Я встретилась с этим гениальным актером в августе 1976 года. Мы с мужем тогда приехали в поселок Горьковское посмотреть участок и дом, которые он продавал. Помню, в тот год стояла невероятная жара. Смоктуновский вышел к нам навстречу, улыбаясь своей знаменитой неподражаемой застенчивой улыбкой. Роскошные вьющиеся русые волосы обрамляли лицо, еще более выделяя его удивительные голубые глаза с взглядом Христа.
На нем был короткий холщовый халат, подпоясанный веревкой, а на ногах лапти. Он шел, слегка сутулясь, даже, скорее, съежившись, как будто его познабливало от холода. «Как странно», — подумала я тогда. А через три месяца, в ноябре, я была в Москве, и мне посчастливилось попасть на премьеру чеховского «Иванова», поставленного Олегом Ефремовым во МХАТе. И когда на сцене среди персонажей пьесы, собравшихся теплым летним вечером в саду, появился Иванов-Смоктуновский в перехваченном кушаком коротком пальто, как бы кутаясь в него от холода, я поняла: летом во время нашей встречи Иннокентий Михайлович уже жил жизнью и страданиями своего героя.
А вторая встреча была печальной, когда Иннокентий Михайлович прощался со своим участком, точнее, с тем местом, где он был счастлив после «Гамлета» и всемирного признания. Он подошел к двум березам напротив веранды, обнял их, и из его глаз потекли слезы. Уже нет Иннокентия Михайловича, но его березы растут там же, вымахав с тех пор почти до небес...
— Светлана Эмильевна, видя, с каким трепетным вниманием относятся к Вам представители противоположного пола, позвольте задать Вам очень личный, может быть, нескромный вопрос о мужчинах в Вашей жизни.
— Боюсь разочаровать Вас, но в моей жизни был и остается один мужчина — мой муж.
— История Вашего знакомства была, наверное, романтичной?
— Шел 1954 год. Я оканчивала школу, сдавала выпускные экзамены. И вдруг получаю телеграмму от папы, что его освободили из тюрьмы, и он возвращается в Ленинград. Утром 27-го мая приехала на Московский вокзал его встречать. То, что я увидела, войдя в здание вокзала, трудно описать. Всюду на полу сидели и лежали люди, кто-то спал, кто-то ел, плакали дети, дышать было нечем. Я остановилась, не зная, что мне делать и куда идти. И тут я заметила высокого светловолосого юношу, который с участием смотрел на меня. К нему и решила обратиться за помощью. Оказалось, что он встречает тот же поезд, что и я, мы даже побежали к одному и тому же вагону, из которого из одного и того же купе вышли наши отцы, которых в один и тот же день выпустили из Владимирской тюрьмы. Так я встретилась с Юрием Таировым, фамилию которого ношу пятьдесят восьмой год. У Юры непростая судьба. Он был студентом первого курса Ленинградского Электротехнического института, когда его арестовали, как «сына врага народа». Пять лет он провел в тюрьмах и ссылках. Вернулся в Ленинград после смерти Сталина, которая спасла нас всех. Восстановился в институте, закончил его, поступил в аспирантуру, а в 1959 году после визита Никиты Хрущева в США, с группой первых советских аспирантов был направлен на стажировку в Калифорнийский университет в Беркли. Сегодня он известный ученый, специалист в области микроэлектроники, создатель научной школы, автор множества трудов. Хотя он уже перешагнул восьмидесятилетний рубеж, продолжает активно работать.
— За эти годы Ваша с Юрием Михайловичем семья значительно увеличилась?
— У нас сын, трое внуков, все мальчики, а почти пять лет назад в нашей семье появилась девочка — дочь нашего старшего внука.
— Светлана Эмильевна, последний вопрос — мне всегда было интересно узнать, кого больше любят — детей, внуков или правнуков?
— Чувства одинаковы, но их проявления — различны. Дети, внуки и правнуки приходят к нам в разные периоды нашей жизни, а ведь годы меняют нас самих.
Комментарии ()